Утро в среду началось в Белом доме как погром под звуки барабанов, за которым последовала увертюра театрального оркестра со спятившим дирижером. Телефонный пятизначный пульт Джилл мигал вразнобой, как пять психопатов. Два анонимных автора оригинальной речи президента, которую он должен был произнести в День Труда, — осталось всего пять дней! — терзали меня экспромтами. Представитель казначейства обвинил меня в том, что после вчерашнего заявления шансы игравших на повышение свелись к нулю. Речь шла не о миллионах, жаловался он, а о миллиардах. А на улице, на Пенсильвания-авеню, пикетчики, выступающие против торговли с Южно-Африканским Союзом, сцепились с полицией, и при этом полицейские по ошибке чуть не загребли корреспондента ЮПИ. Бородатый телерепортер с печальными глазами ухитрился каким-то образом проскользнуть мимо агентов охраны в мой кабинет: в секретной службе появились новички. Дон Шихан и двое его постоянных агентов в Чикаго, наверное, готовились к прибытию туда президента. Бородатый теленахал из Лос-Анджелеса намеревался вести из пресс-центра прямую передачу о Стивене Грире. Пришлось вызвать полицию Белого дома, чтобы вышвырнуть его вон.

Мне звонили Рестон, Элсон, Пирсон, Уилсон, Александр Уайт и Драммонд. У Ивенса и Новака пересеклись линии. Ивенс звонил из дому, а Новак — из Стокгольма. Все хотели услышать и узнать об одном человеке — о Грире. Все, кроме газеты «Уолл-стрит Джорнэл», готовили репортажи обо мне и Мигеле Лумисе, и разумеется, под заголовком: «Последний ленч». Все корреспонденты Белого дома осаждали Джилл, требуя встречи со мной, но я поставил первым Дэйва Полика, хотя он и не числился в официальном списке. Причина была проста. Он предупредил Джилл по телефону, что, если я не сделаю этого, полетит моя голова, а не его. Милейший, добрый Дэйв!

Когда мы впустили его, Дэйв ворвался в комнату, как левый крайний, обходящий защиту. От моего предложения сесть он просто отмахнулся. Полик предпочитал нависнуть над противником и одной угрозой физически раздавить его, принудить к капитуляции. Хороший прием. Иногда он удается. Прижавшись к спинке кресла, я уже готов был сказать: «Ладно, открывай свои карты, сдаюсь». Но вместо этого я сказал:

— Доброе утро, Дэвид. Мы что-то не видели вас, особенно последние два дня, — какая жалость!

— Где Грир? — спросил он.

— Вы звонили к нему в контору? А может, он в Верховном суде?

Он чуть не испепелил меня взглядом. Да, это мужчина! С такими плечами он мог бы заменить бульдозер.

— Вы знаете, где сейчас Стивен Грир?

— Бросьте, Дэйв. Не шутите с утра пораньше.

— Не виляйте… Вы знаете, где он? Да или нет?

— Нет. Я не знаю, где он был, где он есть и где он будет.

— Правила игры Белого дома? Вы никогда не лгали?

Я бы за это дал пощечину, будь я потяжелее весом. Меня уже тошнило от его шуточек.

— Я всегда был с вами честен, и вы это знаете. А теперь перестаньте изображать Тарзана.

Он успокоился, но не совсем.

— Хорошо, — сказал он, — я знаю, куда он отправился… во всяком случае сначала.

Он многозначительно кивнул массивной головой в сторону Джилл. Она сидела, уже не обращая внимания на сигналы телефонного пульта. Облокотившись на машинку и уперев подбородок в ладони, Джилл смотрела на нас.

— Джилл останется, — сказал я. — Мы с ней одна команда, и она хранит секреты лучше меня.

— Ладно, слышал. — Он повис надо мной и тяжело опустил похожую на окорок ладонь на мой стол. — В прошлый четверг, вечером, в восемь тридцать пять Стив Грир вылетел на самолете «Бичкрафт-Барон» с аэродрома Монтгомери Каунти в Гейтерсбурге. Пилот сказал, что собирался в Рейлау-Дирхэм, но вместо этого полетел в Атлантик-Сити. Здесь под именем Хендрикса Грир пересел на другой самолет, а ночным рейсом прибыл на аэродром Кеннеди. Около полуночи он вылетел из Кеннеди на реактивном транспортном самолете компании «Оверсиз Квик-Фрайт Инкорпорейтед» [7] . В маршрутной заявке было указано, что это беспосадочный рейс до Рио-де-Жанейро. Грир, теперь уже под именем Фаэрчайлда, был единственным пассажиром.

Я остолбенел. Стив Грир тайно улетел в Рио? Но почему?

Полик смотрел на меня, как датский дог на таксу. Взгляд его выражал презрение и ярость, словно именно я был зловещим интриганом, повинным в исчезновении Грира.

— Полагаю, вы сами это проверили? — спросил я, хотя, когда имеешь дело с Поликом, ответ в таких случаях заранее известен.

— Да, каждый шаг.

— Вы уже напечатали об этом?

— Нет. Вы, наверное, забыли, «Досье» выходит по понедельникам вечером. Может быть, напечатаю в следующем выпуске. А может быть, и нет. Зависит от того, к чему это все ведет.

— Хорошо, а чего вы хотите от меня?

— Доброго совета, хотя бы раз в жизни. Один шанс из ста, что я сделал неправильный вывод. Если это так, направьте меня на верный путь.

— Дэйв, я не знаю, что думать. Обо всех известных мне фактах я уже объявил на пресс-конференции. Больше у меня нет ничего. Абсолютно ничего. Если уж начистоту, я полагал, что Грир остался в стране. Но это была только догадка.

— Трудно поверить, что вы не в курсе дела.

— Но это святая истина, Дэйв, так что помогите мне.

Некоторое время он изучал мое лицо, черточку за черточкой, как покупатель осматривает подержанный автомобиль, отыскивая скрытые дефекты. Затем пожал плечами и повернулся к двери.

— Куда вы теперь? — спросил я.

Он остановился перед столом Джилл и поглядел на меня через плечо.

— В Рио, куда же еще?

И в следующее мгновение дверь с грохотом захлопнулась за ним.

Джилл прошла через кабинет скользящим неспешным шагом. На ней была глухая блузка с многочисленными пуговками и гофрированным воротничком, как у старой учительницы конца прошлого столетия. Временами, видимо себе в наказание, она пыталась казаться холодной и официальной. Но все ее попытки были тщетны. В любом самом строгом наряде она выглядела не менее соблазнительно, чем Софи Лорен в пеньюаре.

— Ты веришь всему этому? — спросила она с простодушным изумлением.

— Полик редко ошибается, — ответил я. — Он, конечно, дикарь, но дело свое знает.